Читаем без скачивания Байки нашего квартала [Про Турцию и турков] - Лариса Бортникова

Blessing for home. Wishes of happines and Shalom. Текст на английском языке и неожиданный здесь "шалом" заставляют меня присмотреться к ржавой металлической пластине, завалявшейся между книгами. Как? Вот как на окраине турецкой деревни, в заплесневелом углу богом забытой лавки очутилась приобретенная в Израиле сувенирная табличка на дверь? Не знаю. Хватаю ее, быстро быстро расплачиваюсь с одноногим (не торгуясь, отдаю две лиры) и ухожу прочь. Уношу с собой чье-то "благословение для дома". А что? Им, видимо, уже не нужно. А мне в самый раз.

Старьевщик (скок-скок) выпрыгивает на улицу, закуривает, смотрит мне вслед. Я спиной чувствую его взгляд.

Потом через день я увижу его на базаре (базары тут раз в неделю, по пятницам). Он разложит прямо на земле книги, включая "правила поведения", и будет стоять, опершись на костыль и равнодушно курить. И не узнает меня, когда я попрошу у него книгу, чтобы пролистать и убедиться, что ничерта не понимаю. "А вот еще книжки есть, абла", - безразлично предложит он, глядя куда-то в сторону. Я вежливо откажусь.

Принцесски из геджеконду

Детишки турецкие - отдельная статья. Нет. Не те детишки, что живут с богатенькими мамками и папками в престижных и среднепрестижных районах, и не те, что, напялив форму супер-пупер-дорогущего лицея, подъезжают к подъездам своих школ на новеньких родительских бэшечках, и даже не те, что могут позволить себе поторчать на переменке в ближайшей кондитерской с горячим сырным пирожком в ладошках. Я расскажу о детишках окраин, обитающих в, так называемых, gecekondu (геджеконду).

   Итак. Что есть эта страшная геджеконда? Поясню так, как поясняли мне – очень по-простому, и без юридических подробностей.

Дело в том, что много-много лет назад Стамбульским муниципалитетом был издан указ о запрете несанкционированного строительства. Понятный указ, очень доступный и злой. И сейчас злой, а тогда, много-много лет назад он прямо-таки подкосил турецкое крестьянство, желающее обратиться в люмпен-веру, и тем самым обеспечить себе светлое будущее.

   Представьте, что вы - такой усатый и потный анатолийский пейзанин, или плотник из Мерсина, и вас заебало перебиваться с хлеба на воду в вашем бабруйско-закукуйском селе, а у вас имеется жена, табун киндеров, сёстры, братья, и прочая родня. Вся эта визжащая и кашляющая толпень тянет к вам свои худенькие ручонки и просит жрать. А у вас мазанка на окраине деревеньки, полтора петуха, огородик- крохотулечка, ну и хренова туча долгов и повинностей перед местными баями. Что вы делаете? Правильно. Вы заставляете супругу нашвырять скарб в тележку, напихать туда отпрысков, и пускаетесь "тум-тум ... за золотым руном" в славный град Истанбул. Вы думаете, что там лук слаще, а небо выше. Наивный турэцкий вьюнош! Бедный бедный... Грустноглазый и вислоусый...

   Их миллионы таких вот несчастных семейств, оставивших родные места. Наивные, непорочные, очень смешные они добирались до Стамбула, растеряв по дороге половину барахла, похоронив немощных стариков, но сохранив надежду... "Вот сейчас! - мечтали они, - ещё немного, и всё будет хорошо. И телевизор. И тоненький браслет любимой дочке на запястье". А Стамбул гудел злым и весёлым ульем, и не было там места для анатолийской нищеты. Те, у которых имелась какая-нибудь столичная родня, пристраивались тяжёлым балластом, а те, кто являл собой первопроходцев...

   А хреново им приходилось! Нечего есть, негде жить...и очень хотелось свой маааленький домик, размером да хоть с собачью конуру. О! Эти мастера- самоделкины вполне были способны собственноручно слепить клетушку, достаточную для размещения сардинобаночного семейства. Но тут возникала почти непреодолимая стена в виде "дуры лекс". Почти... Угу. Грозный указ вещал, что "никак нельзя", но крошечная негласная лазейка в этом указе мерцала счастливой звездочкой.

   Дикие люди - турки. Правда, дикие... Только турецкие власти могут (могли) закрывать глаза на несанкционированную постройку, в случае если таковая возникла за одну ночь. Т.е., если с вечера на полянке пусто, а по утру там уже уродливым грибочком торчит будиночек с червоточинами окошек - нормально! В эту лазейку и пёрли наши аргонавты. На закате проводили общую мобилизацию родных и знакомых, выдавали каждому мастерок, и вперёд! Пчёлы, муравьи, жуки-навозники. А к утреннему намазу дело было сделано. Здравствуй, "наложенная в ночи" - геджеконду!

   Что сейчас? Точно! Улицы, кварталы, районы этих самых геджеконду по всему Босфору... Страшные, корявые, нелепые... Кучки дерьма, раскиданные по зелёному холмистому раю... Многие из них потом выправились, вытянулись, но всё равно остались "ночными кошмариками", а большинство так и не изменилось с той самой ночи рождения. И в этих вот корявках жили, живут и будут жить люди... Поколения черномазых человечков с крепкой крестьянской костью и тусклой безнадёгой в зрачках.

   Вообще, это очень контрастно и забавно. Бывает, идёшь по городу, кругом современные здания, красотень, а глядь - к скайскрейперу прижалась эдакая морщинистая горошинка геджеконду. И нормально - никто не удивляется.

   Я хотела про детишек, а вышел такой вот экскурс. Простите меня, ладно? Увлеклась, как водится...

   Если вы теперь хоть чуток представляете эти геджеконду, то должны сообразить, что за контингент в них обитает. Эта та самая прослойка стамбульского населения, которая видит мясо лишь по Курбан Байрамам, и то, потому что добрые соседи оделяют положенной седьмицей. Это те самые мужчины, что, харкая туберкулёзной слюной, таскают на себе мешки с цементом на стройплощадках, и те самые женщины, что бегают на подёнщину за гроши... И дети... Их много, они похожи друг на друга, словно сгоревшие спичечки, от них пахнет дымом и голодом... Их не жалко. Вернее жалко, но какой-то брезгливой жалостью... как раздавленных катком дождевых червячков. Им хочется купить мороженого, чтобы не думать об однохаренно-съеденном вчера барашковом седле, а потом забыть ровно до следующей порции пломбира.

   А так... Они хорошие дети. Как дети. Только очень бедные. Снова увлеклась...

   Давайте лучше байку, а?

   Возле моего дома горбилась крышей геджеконду на две комнатушки. Жили там безработный чахоточный мужик, жена его - болезненно худая Фатма и несчётное количество мальчиков и девочек. Я бы и не обращала на всё это демографическое буйство внимания, если б не младшенькие дочки. Туба и Эминэ..... звали их так... Туба и Эминэ постоянно попадались мне на глаза. Каждый божий день. Вечно, как я возвращаюсь с работы, они вьются пескариками у бакалейного и норовят подоткнуться под локоть немытыми головёнками.

   - Помочь, Лале абла? Дотащить сумку?

   Я отдавала им сумку, пакеты, или что там у меня было, и эти соплюшки пёрли всё это метров пятьдесят до моего подъезда. Лет им было по пять - шесть, но росточком девчушки не удались. Смотреть, как эти гномики тащат не всегда лёгкие авоськи, было неприятно, но иначе не выходило. Просто так, ни за что, они денежку у меня не брали, да и от мороженого или там печенья отказывались, тяжко вздыхая. Видать, мамка с батюшкой им наталдычили, что стыдно... А так, вроде я им не милостыньку, а за работу... Вот так вот много месяцев Туба и Эминэ вкалывали на феодальную суку - Лале. Иногда, по выходным я орала им с балкона, чтоб они сбегали в тот же бакалейный за кофе или ещё какой фигнёй. Они радостно срывались с места взъерошенными синичками и, толкаясь локтями, неслись за ненужным мне продуктом.

   Потом они торчали в дверях, не решаясь зайти вовнутрь. Думаю, опять же, родители запрещали. Им хотелось. У меня пахло духами, карамелью и свежим кексом. Им ужасно хотелось, но они отрицательно мотали подбородками и улыбались. Короче, девчонки были очень бедные, но самолюбивые. Мда. Единственное достоинство нищеты - гордость. Сомнительное достоинство...

   Эминэ и Туба... Одетые в потёртые, не по росту длинные юбки и растянутые кофты, с забитыми носами и гнилыми ( в шесть лет то) зубами. Гордячки Эминэ и Туба. Мои маленькие подружки и немножко неодомашненные зверьки. Я не любила их ни капельки.

   Это произошло в четверг. Уставшая, аки пса шелудивая, топала я в гору - домой. На перекрёсточке, где обычно меня подлавливали мои крошечные носильщики, было пусто. Я удивилась, пожала плечами и пошагала дальше. Ну, нету - и нету. Может, их в деревню отправили, или ещё что... А потом я наткнулась на кучу-малу из местных дитят. В пыли ожесточённо дрались девчонки, человек шесть, а среди них Эминэ и Туба. Визг стоял непередаваемый, мои перепонки дребезжали не хуже старенькой стиральной машины с раздолбанным барабаном. Понятно, что пришлось всё это безобразие растаскивать на самостоятельные единицы. Единицы растаскиваться не желали, и потребовалось немало усилий, чтобы распихать девушек по разные стороны баррикад. Если кто не понял, в качестве баррикад выступила Лале -абла.